НИНА ТИХОНОВА-ВИЗБОР: "Когда я только с ним познакомилась, мне говорили: ты с ума сошла! Это такой... э-э-э... ловелас, мягко говоря"
Окончив пединститут, он стал бардом, актером, журналистом, писателем, альпинистом, моряком и даже немного летчиком. Его песню `Милая моя, солнышко лесное` и еще десяток других знают в этой стране все. Так же, как и его Бормана из `Семнадцати мгновений весны`. А, к примеру, о том, что в качестве тележурналиста Визбор снял первый документальный фильм про Михаила Горбачева, когда тот работал еще в Ставрополе, не знает почти никто. О многих неизвестных эпизодах жизни Юрия Визбора в интервью `МК` впервые рассказала его вдова - Нина Тихонова-Визбор.
- Сумасшедший дом у меня начинается обычно с апреля, - улыбается хозяйка дачи. - Друзья удивляются, как я до сих пор не попала в ДТП. Я же езжу так: в одной руке руль, в другой - телефон, в третьей - бутерброд... Все приходится делать на ходу. В гости к Нине Тихоновой-Визбор мы пришли в самую что ни на есть горячую пору. Ежегодно в июне, в день рождения Юрия Визбора, Нина Филимоновна и ее команда устраивают концерт. А поскольку этот год особенный - 70 лет Визбору и 20 лет со дня его смерти, - то и мероприятие будет как никогда грандиозное - выступления растянутся на два дня. Поэтому с утра до ночи на даче Тихоновой заседает `худсовет` и ежеминутно звонит телефон: ни один уважающий себя бард не может пропустить такой концерт.
На даче под Троицком Визбор не бывал - она построена уже после его смерти. Но в самом дачном поселке писателей он прожил не один год и во всем Подмосковье любил именно это место, даже мечтал купить здесь дом. Мечту осуществила жена. - Когда я только-только с ним познакомилась, мне говорили: ты с ума сошла, - вспоминает Нина Филимоновна. - Это такой... э-э-э... не могу это слово на букву `б` повторить... ловелас, мягко говоря. А потом оказалось, что он не то что не `ходок`, а просто прямая противоположность. В нем жила вечная тоска по домашнему очагу. Причем в буквальном смысле тоже: он много раз говорил, что мечтает иметь камин. Эта его мечта сбылась. Вот камин, рядом Юрины фотографии, его картины, книги, кассеты...
`А также в области балета...` - А что было до встречи с Визбором? Из какой вы семьи? - Это караул полный - из какой я семьи. Я даже скрывала одно время. Мне казалось, что иметь такую благополучную семью неприлично. Папа у меня был генерал контрразведки. Потом его разжаловали при Хрущеве и сослали в Шепетовку. Но и там мы жили в достатке. Помню, мама давала мне в школу завтраки, и я по очереди кормила своих одноклассников. Потом - Львов, дальше - Харьковский университет, географический факультет. Мне было все равно, где учиться, - лишь бы получить высшее образование. - Неужели не было никаких интересов? - Меня всегда тянуло к гуманитариям, но там был такой конкурс, что девочка из провинции, как я думала, никогда не пройдет. Поэтому - геофак. После первого курса - первый поход: через перевал в Сухуми. На второй же день я бросила в ущелье свой рюкзак с едой. Потому что тащить его не могла. Я поняла, что выбрала профессию по ошибке, что как жила я на мягком диване, так и буду продолжать - это моя жизнь. Меня наказали - отлучили от обедов, давали только завтрак и ужин. Со мной никто в группе не разговаривал. Я думала: только бы дожить до Сухуми, а там - на поезд и домой. Я твердо решила: никогда в жизни больше не пойду в поход. Но, как говорится, не зарекайся. Когда встретила Визбора, он повесил мне на плечи рюкзак. И какой он был легкий. И как я бежала за Визбором с этим рюкзаком по жизни 10 лет... - Вы познакомились не в юном возрасте?.. - Мне было 36 лет, а Визбору - 40. У каждого за плечами - серьезная жизнь. Я была замужем дважды, а Визбор - женат два с половиной раза. Последний его брак длился меньше года и сильного следа не оставил. Первый мой муж был народный артист балета, солист Большого театра Владимир Тихонов. Я, как чеховская душечка, сидела и переживала, как он сделает батман, как закрутит фуэте... Он танцевал и с Плисецкой, и с Максимовой. Это была плеяда очень сильных танцоров - Владимир Васильев, Катя Максимова, Бессмертнова, Тихонов, Фадеечев. Причем жили мы все в одном подъезде - в доме Большого театра на Малой Грузинской. С них началось триумфальное шествие советского балета по миру. Это и про них у Визбора: `А также в области балета мы впереди планеты всей`. Но для меня балетный мир был чужим. Он замкнут только на танце. - Наверное, к тому же это аскетичный мир - ни поесть, ни выпить?.. - Не то слово. Форма, форма, форма... Все в балетных семьях подчинено только тому человеку, который занимается балетом.
`О, моя дорогая, моя несравненная леди!..` - Помню, когда порог моего дома переступил Визбор. Я только что разошлась со вторым мужем. Визбор пришел на день рождения моей подруги, которая жила в соседнем доме, но по каким-то причинам она не могла праздновать у себя. Я, как хозяйка, встречала гостей. В том числе открыла Визбору. И сразу увидела, что это человек поразительного обаяния. Второго столь обаятельного человека я больше не встречала. - Вы знали, кто такой Визбор? - Понятия не имела. - Но он уже сыграл Бормана в `Семнадцати мгновениях...`? - Когда шел фильм, я была в Венгрии и пропустила серии с Борманом. А что есть такой Визбор, который поет песни... увы. Хотя песни слышала: `Охотный ряд`, `Серега Санин`... Я думала, что они народные. В компаниях же не говорили: давайте споем Визбора или Кукина. Просто пели `А я еду за туманом` - и я подпевала, но не подозревала, что есть кто-то, кто это все придумал. Когда он зашел, внутри екнуло: какой интересный мужчина! Я жила на 9-м этаже на Кутузовском проспекте, и вид из окна был потрясающий - Москва как на ладони: Арбат, высотки. Все, кто ни приходил, говорили: `Нин, какой у тебя вид из окна`. Вечером, когда зажглись огни, Визбор подошел к окну и тоже говорит: `Какой вид! Пожалуй, я из этого дома никуда не уйду`. - `Время покажет`, - отвечаю. Он был в тот момент в стадии развода. Чего я тоже не знала, обручальных колец он никогда не носил. Сколько он рассказывал историй! Я все думала: `Какой мужик интересный, какой талантливый, какая память!` В два часа ночи он спросил, нет ли гитары. У меня не было, но именинница - Тамара Покрышкина - сбегала к себе. - А она знала, что это `тот самый` Визбор? - Да. И она не зря его пригласила. На предмет, значит, чтобы у меня грусти не было. Я ведь только-только переехала сюда после развода. И вот он запел. Я никогда в жизни не слышала такого адресного исполнения. Обычно же выпьют и заряжают: `Что стоишь, качаясь, тонкая ряби-и-ина`. А когда тебе шепотом, глядя в глаза, с таким чувством поет человек, и все при этом замирают, и песни такие, что с ума сойти... Я понимала, что понравилась ему: женщину не обманешь. А он - мне. Потом уже я заметила, что во всех компаниях он был лидером. И не потому, что шумный и громкий, а за счет своего ума и юмора. - С этого вечера все и закрутилось? - Он пел тогда до семи утра. Ближе к рассвету я говорю: `А чьи это песни такие хорошие?` Он: `Ничего, что мои? А вы меня не знаете?` - `Нет. Но лицо ваше знакомо`. Соврала, чтобы его не обижать. Уму непостижимо, как мы не пересеклись раньше. Мы потом сопоставили, и оказалось, что ходили в одни и те же дома. Был такой модный художник Виктор Щапов. Он один в Москве ездил на `Мерседесе`, еще до Высоцкого. Небольшого росточка, но с потрясающей энергетикой. У него все жены были как минимум на четыре головы выше. Я к Вите ходила как к себе домой. А он был другом Визбора. Когда Юра разошелся с Адой Якушевой, он ночевал у Вити в ванне. То есть я уходила от Вити, а вечером приходил Юра со своих гулянок, спать в его ванне. - Значит, было еще не время... - После той ночи я влюбилась в этого человека, и начался у нас очень бурный роман. А на третий день он улетел на Украину, на концерты. Мы познакомились примерно 23 сентября, а 27-го - у меня день рожденья. Утром получаю телеграмму: поздравляю, какие-то ласковые слова и подпись - Борман. Думаю: что за еврей у меня появился? Моя мама всегда мечтала, чтобы муж у меня был еврей. Она говорила: `Почему вокруг тебя всегда армяне, грузины, молдаване? (Тихонов был молдаванин.) Нет бы еврей - человек, который всегда будет в дом все приносить, ничего не будет уносить`. А евреи за мной никогда не ухаживали, я для них, наверное, была внешне слишком легкомысленной. Короче говоря, я так и не поняла, кто меня поздравил. Приезжает Юра с букетом полевых цветов: `Ты мою телеграмму получила?` - `Нет`. - `Как?! Я же просил вручить в 9 утра`. - `Мне и вручили в 9, но не твою, а от какого-то Бормана`. И тут Юра говорит: `Боже! С какой дремучестью меня угораздило встретиться!`
`И лучше дома нет, чем собственный твой дом...` - Если мерить диванами, коврами, бриллиантами, Визбор был совершенно нищий человек. Он принес в мою однокомнатную квартиру печатную машинку, у которой западало несколько букв, рюкзак, летную куртку из кирзовой кожи и кейс. Это был весь его багаж. Мир вещей его не интересовал. У нас долго был черно-белый телевизор. Все думала купить цветной, но Юра не хотел. Как-то он уехал в командировку, и я таки купила. Визбор вернулся, смотрит телевизор и ничего не говорит. На четвертый день я не выдержала: `А ты ничего не замечаешь?` - `Нет`. - `Ну пойди внимательно посмотри`. - `Ничего`. Я включила телевизор: `Ну вот же - цветной!` - `А! А я думаю: что мне так мешает...` Я думала, это игра, но таких случаев было очень много. На какие-то бытовые вещи он не реагировал. - У него не было своего жилья? - Была однокомнатная квартира на улице Чехова. Он использовал ее как кабинет и библиотеку. Из мебели там был холодильник, в котором хранилась только минералка и... туалетная бумага. У Юры была мечта жить в деревне. Я была городским человеком, а он не мог без природы. Не любил город, не любил Москву. Хотя и столько песен ей посвятил. Если взять город и любую деревню - с одним колодцем и туалетом в овраге, - он выберет эту деревню. Летом мы не могли снять дачу - дорого. Зато в сентябре, когда все уезжали, мы искали дом обязательно в красивом месте. И чтобы недалеко от Москвы. Одним из любимых мест был вот этот писательский поселок в Пахре. Мы тут жили несколько лет. Приезжали в сентябре и - до мая. И инфаркт у Юры случился здесь, на даче. И лежал он в троицкой больнице им. Семашко. Оттуда уже его отвезли в бакулевскую больницу. - А своим домиком так и не обзавелись? - Тогда дача здесь стоила 30 тысяч рублей. Мы каждый вечер садились и начинали считать: я продам норковую шубу, жакет, две пары новых сапог, браслет, серьги... От прошлой жизни у меня остались хорошие вещи. Все колесили вокруг Москвы в разных направлениях. Там, где можно было бы участок купить, Юре не нравилось. И мы постоянно возвращались сюда, в Ватутинки. Здесь он дописал `Письмо Володе Высоцкому`, `Завтрак с видом на Эльбрус`, много чего. К этому месту он очень прикипел.
`Ходило множество `скотин` вокруг чудеснейшей из Нин...` - С дачи на лето он уезжал легко, потому что летом всегда был в горах. То на Памире, то на Алтае, то в Тянь-Шане. - Вы не ревновали его, когда он уходил в походы? Тем более вам его отрекомендовали бабником. - Я понимала, какие женщины по жизни у него были. Ада Якушева - пишет потрясающие песни. Женя Уралова - актриса. А кто такая Нина Тихонова? Песен не пишет, на сцене не играет, творчеством не занимается. Я вот к этому ревновала. Его интерес к женщинам лежит в определенном русле. - Среди альпинисток бывают барды... - Барды бывают, но я понимала, что Юре нравятся женственные барышни. К женщинам с рюкзаками я не ревновала. Что меня в нем сразу поразило - это мужская преданность друзьям. Сколько раз было: если кому-то требовалась помощь, Юра бросал все и летел туда. Или, например, их компания на майские праздники всегда ходила в байдарочный поход. Первый раз я ему говорю: ну как же ты можешь, наш роман только начался, такой красивый, и все такое. Он ответил: `Нина, это святое`. К этому я привыкла не сразу, сначала жутко обижалась. Кстати, до сих пор этот майский поход существует, и до сих пор у них нет командора. Командором был Визбор, и это место за ним осталось. - А он не ревновал? Ведь вы, судя по всему, были этакой светской львицей... - Я думала, что за ним нужен будет глаз да глаз. А получилось все наоборот. Он дико ревновал! Я должна была отчитываться. Мы снимали дачу во Внукове, а работала я аж на ВДНХ. У нас у каждого была машина, но он не позволял мне ездить самой: вставал вместе со мной в 6 утра, отвозил через всю Москву, возвращался обратно, а вечером снова ехал забирать. Так продолжалось год. Потом он сказал `баста`, и я ушла в журнал, поближе. Окна редакции выходили на стоянку, и там вся редакция тоже смеялась: ровно без четверти шесть вечера Визбор тут как тут. Он считал, что я такая неотразимая и вокруг меня вьются поклонники, даже песню написал. Но никто не вился.
`Пройдет сентябрь по цинковой воде...` - Для нас сентябрь был каким-то особенным месяцем. Я родилась в сентябре, встретились мы в сентябре, Юра ушел из жизни в сентябре. 17 сентября родилась мама - 17 сентября умер Юра. 16 сентября умирает моя мама - 22 сентября умирает Юрина. Это вообще мистическая история. После смерти Юры мы стали очень близки с его мамой. В молодости это была статная, красивая женщина, с массой поклонников, украинка по фамилии Шевченко. За ней ухаживал Косыгин, даже делал ей предложение. Когда Юра ушел, Мария Григорьевна сильно растерялась: от нее скрывали болезнь. Каждые выходные я забирала ее к себе, и у нас происходили семейные обеды на троих - была еще и моя мама. И всякий раз Мария Григорьевна говорила одну и ту же фразу: `Господи, Надежда Степановна, мы с вами в таком возрасте (они обе были 1912 года)... У меня одна мечта - чтоб нам с вами вместе умереть`. Она была здоровая, никогда ничем не болела, а моя мама перенесла 5 инсультов. И вот: моя мама умерла 16 сентября, а ровно через неделю ушла из жизни Мария Григорьевна. Что-то такое в этом есть, я даже не могу пока разобраться. А еще в 1981 году Юра написал песню `Пройдет сентябрь по цинковой воде`. В ней он предсказал не только месяц своей смерти, своего `прикосновения к земле`, но и погоду: в день его смерти стеной лил `цинковый` дождь. - Нина Филимоновна, насколько вообще автобиографичны его песни? - Практически все автобиографичны. Он сам говорил: `У меня нет абстрактного творчества`. Если он написал повесть - то о конкретных людях. Если стихи - то по конкретному событию. Он был незлопамятный. Я не знаю, что надо было сделать, чтобы он в ответ написал злое стихотворение. Таких он написал два. О людях, которые были ему близки и которые очень известны. Одно - `Укушенный` - посвящено жене. Первую строчку он продиктовал мне в реанимации: `Ах, жертва я доверия, беды своей родитель`. Другое: `Блажен, кто поражен летящей пулей, которую враги в него пульнули`. Тоже конкретному человеку посвящено, другу, барду... Осталось только имя произнести, но не произнесу. Ничего общего у меня с этими людьми сейчас нет. Потому что самые последние слова Юры были: `Этих людей я не прощаю`. Меня это поразило ужасно, потому что было не свойственно ему совсем. Какая же обида сидела у него в глубине! Он не вспомнил о маме, детях, жене, а сказал эти слова. Я, как верующий человек, должна уметь прощать, но так и не научилась этому за всю свою жизнь... - А он верующий был? - Он не читал молитв, не ходил в храм. Но когда за ним приехала реанимация и ребята подняли его на стуле и стали выносить, он на пороге попросил развернуть его к окну и вдруг положил та-а-акой широкий крест. Никогда раньше этого не видела. У каждого ведь приходит свой час, когда он обращается к Богу. Я поняла, что в ту секунду он попросил Бога о спасении.
`Может, снег на наши лица вдруг падет да не растает...` - В апреле 84-го он уехал с Рюминым и другими космонавтами кататься в горы. И вернулся оттуда с каким-то желтым загаром. И все время говорил, что плохо себя чувствует. Он не привык ходить к врачам. Максимум мог позвонить другу, врачу-травматологу, и рассказать, что у него болит. Так мы дотянули примерно до 15 июня. А 20-го ему исполнялось 50, и все готовились к юбилею. Шли обсуждения, где и как отмечать. И тут наш приятель Арманд Хаммер, сын того американского миллиардера, приехал как-то к нам и говорит: `Вы делаете что-то не то, надо его везти на компьютер`. Повезли Юру на Пироговку 17 или 18 июня. Нам там ничего не сказали, поэтому мы уехали в радостном настроении: раз молчат, значит, все нормально. 20 июня в 10 утра за мной заехал Хаммер: надо было забрать из больницы заключение врачей. И вдруг завотделом томографии говорит: `Вашему мужу жить три месяца. И не мучайте его. Рак 4-й степени`. А это же день рождения. У меня истерика - сопли, слезы. Как войти в дом? Решили сказать, что у меня аллергия. Арманд зашел первый: `Какая у Нины сильная аллергия!`. Юра: `О, это я знаю, сейчас войдет - глаз нет, лица нет, все течет`. Такая я и вхожу. Юра: `Ну ты не могла обойтись без этого даже в день рождения!` В доме - куча народу. Везде - цветы, цветы, цветы. А Юра лежит на диване. Как в гробу. На меня это все произвело ужасное впечатление. - Он не вставал? Что болело? - Печень. Все нутро болело. Вот уже 20 лет отмечаем Юрин день рождения и вспоминаем тот юбилей. Человек сгорел за три месяца, полный планов и задумок... - А он не догадывался? - В конце, конечно, догадывался. Тогда считалось, что больным нужно говорить всю правду, чтобы могли мобилизоваться все силы организма. Но профессор мне сказал: `Юра - очень светлый человек. Не надо, чтобы он знал. Какие бы он силы ни включил, это ему не поможет`. И мы придумали историю, что у него гепатит и что он вот-вот поправится. Он вроде повеселел. А однажды, когда у него был Юлик Ким, Юра ему сказал, что вынужден играть перед Нинон весельчака, хотя испытывает невыносимые муки и готов застрелиться, если Юлий принесет ему пистолет...
`Тот век рассыпался, как мел...` - Тогда считалось: как можно петь о любви, о горах-ручейках, когда тут страсти кипят: идет охота на волков и т.д. На этом фоне Визбор казался приглаженным. А когда прошло время... Это как Есенин. Какое бы время ни было, а про клен опавший ты всегда будешь петь. - А вообще он политикой интересовался? - Болел, переживал. Когда пришел Черненко, чуть не умер от огорчения. А когда Горбачев только переехал в Москву, Юра сказал: это наша надежда. Он с ним общался еще в Ставрополе. - Визбор перестройку не застал, а ваши ожидания новые времена оправдали? - Я сама стояла под Белым домом в 91-м, рыдала-плакала, все бинты вынесла из дома, пирожки принесла. Но когда потом увидела, что происходит... Мне такая демократия, извините, на фиг не нужна. Меня спрашивают: `Как бы к этому отнесся Визбор?` Плохо бы отнесся, очень плохо. Думаю, он умер бы. Потому что он человек был очень ранимый и сострадательный. А наши нынешние старики - это же люди, брошенные под откос с поезда, целое поколение. Я понимаю, всем поровну раздать невозможно. Но когда тебе эти старики подарили будущее, а ты прожираешь в Швейцарских Альпах по 20 тысяч долларов в сутки... Это как минимум аморально. - Вы обронили, что занимаетесь бизнесом под названием `Юрий Визбор`... - Это у нас с друзьями такой юмор. Существует Фонд Визбора. На его счету в данный момент 4000 рублей. Было время, когда после своих концертов мы целый год отдавали долги. - Эту свою деятельность вы воспринимаете как миссию? - Остаться вдовой в 45 лет - трагедия для женщины. Были, конечно, люди, предлагавшие разделить с ними остаток жизни. Но я поняла вдруг, что вся оставшаяся жизнь пойдет у меня в сравнении. А человек, который будет рядом со мной, не заслуживает такого отношения с моей стороны. Поэтому я однажды четко решила: эту жизнь я посвящаю только одному - тому, что при жизни Визбор недоделал, недополучил, недо... недо... Поэтому я должна издать все его книги, все его диски. Как бы отдать его творчество в новое поколение. Я это делаю.
газета "Московский Комсомолец"
09. 06. 2004 года
Константин Рязанов,
Сергей Феклюнин
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий